Политический строй Османской империи прико­вывал внимание европейских наблюдателей. Он подвергался описанию и анализу в трудах диплома­тов и путешественников, философов и правоведов. Если для одних это была просто абсолютная монар­хия восточного типа, то для других, без сомнения, это был деспотический режим, как назвал его Маки­авелли в знаменитом сочинении «Князь», написан­ном в 1513 г. Несмотря на различия, во всех харак­теристиках указывается, что власть султана абсолют­на, вне зависимости от того, опирается ли она на закон и правосудие или представляет собой дикое самоуправство. Рассматривая те же реалии с другой стороны, можно утверждать, что подчинение под­данных было абсолютным. Чиновники на местах целиком находились во власти повелителя и не спо­собны были составить противовес всесильной влас­ти последнего.

 

Согласиться полностью с такой трактовкой ос­манской власти все-таки нельзя. Султан не мог дей­ствовать только по своей прихоти, не мог престу­пить незыблемых рамок коранического закона, Это и являлось основным препятствием для

 

его «всемогущества», которое Монтескье не без пре­увеличения охарактеризовал как деспотизм.

 

Говоря шире, султан зависел от своего рода им­перской идеологии, для которой исламская этика была лишь одной из составляющих. Он должен был воплощать собой достоинство, справедливость и щедрость, защищать подданных-мусульман и нему­сульман, вверенных ему Господом, от произвола вла­стей предержащих, начиная с его собственных на­местников. Ахмед I писал, например, в 1609 г. в сво­ем полном упреков послании наместникам: «Вместо того, чтобы карать разбойников и иных смутьянов, вы берете с них подати и позволяете им творить зло­деяния. При таком попустительстве они ведут себя дерзко, собираются в шайки, нападают на бедных крестьян, творят над ними насилие и обирают их. Их несчастные жертвы не знают покоя, и им ниче­го не остается, кроме бегства... Бесчисленные деревни покинуты и разграблены... До моего монаршего слуха дошло, что над крестьянами были совершены бесчинства... Между тем, если вас назначили прави­телями, то это для того, чтобы вы любили то, что предписано, и ненавидели то, что запрещено».

 

Султан никогда не ставил под сомнение правила, сложившиеся с незапамятных времен, и то, что ста­ло признанным. Не могущий поддаться собственно­му капризу, он был связан паутиной норм и условно­стей, регулирующих его поведение, вплоть до соб­ственных слов.

 

На практике широкие полномочия султана были делегированы непосредственно его представителям на местах: в центре государства - великому визирю и другим членам имперского Дивана, «опорам госу­дарства»; в провинциях- военным правителям, беям, паше и их помощникам. Между тем существу­ет два главных принципа, ограничивающих возмож­ность перехвата власти у султана его полномочны­ми представителями. За исключением духовенства,

 

улемов, имевших, благодаря служению Всевышнему, автономию и особый почитаемый статус, все чинов­ники и руководители считались рабами (кул) султа­на. Ему принадлежит и их жизнь, и их имущество.

 

Разделение компетенции и неуловимое равнове­сие между различными наместниками султана -дру­гой принцип, позволяющий ему сохранять контроль над своими подчиненными и оставаться хозяином положения. На провинциальном уровне не счесть примеров тщательного разграничения власти юри­дически-административной и военной и соответ­ствующей профессиональной иерархии.

 

Таким образом, мы видим, что картина «осман­ского деспотизма», нарисованная многими европей­цами, не так проста. На самом деле власть султана не так уж неограниченна и деспотична, как им каза­лось, а подданные султана не настолько лишены пра­вовой защиты, как утверждалось.

 

Теоретически, все подданные султана были рав­ны между собой, поскольку ислам, в принципе, не признает ни каст, ни аристократии. В положениях ислама нет ничего общего с разделением людей на патрициев и плебеев в Древнем Риме, ни с выделе­нием класса дворянства в феодальной Европе, ни с предоставлением привилегий пэрам или баронам, которое процветало почти во всех христианских странах. Между тем, хотя и нет наследственных ти­тулов, не говоря о султане, факты свидетельствуют о существовании крупных семей, династий на про­тяжении всей османской истории. Эти фамилии передают все атрибуты от отца к сыну, как, напри­мер, в династии Кёпрюлю, великих визирей конца XVII в,, или образуют семейные поколения улемов и ученых, как в семье Карачелебизаде.